Начало текста 338 страницы
на базар в Пологи. Вырученные деньги расходовала на налоги и оплату государственного облигационного займа. Нам оставались копейки, которых не хватало даже на школьные принадлежности и тетради.
Нас, детей, выручала летом шелковица. Кроме шелковицы, ели много травянистых растений. Стебли одного из них с белыми цветочками называли грыциками. За деликатес считали паслен, который рос в нашем огороде. А сад наш был нашим спасением.
Иногда отец приносил на всех 200 граммов конфет-подушечек. Это был праздник для нас.
Наши родители пережили большой голодомор 1921 года, унесший тысячи людских душ. Страшные страдания принес и голодомор 1933 года. Мы были все пухлыми от недоедания. Особенно трудно переносила голод Надя.
В школе я училась прилежно, мечтала о будущем, только планы все рухнули: началась Отечественная война. Отец ушел на фронт, мама осталась с детьми. Много трудилась, чтобы спасти наши души.
5 мая 1943 года меня угнали в Германию. Оттуда повезли в Австрию, г. Зальцбург. Там я работала чернорабочей в столовой у хозяев на улице Steinkeller, 48. В столовой питались рабочие завода сельскохозяйственного машиностроения, привезенные с оккупированных территорий. Куски хлеба, остававшиеся на столах, я собирала и выносила в урны для мусора, оттуда их забирали наши военнопленные, которых водили на работу мимо дома моих хозяев. Я слушала радио и вместе с хлебом иногда опускала в урну записки, когда каждое утро ходила за молоком и проходила мимо них. Они рады были драгоценным кусочкам хлеба и всем новостям, которые я им сообщала.
В 1944 году за слушание радио и написание запрещенных писем меня арестовали и отправили в тюрьму, где я провела три месяца. Невыносимо вспоминать, как открывалась дверь камеры, и называли мою фамилию, вели под конвоем на допрос. Сердце трепетно билось, ноги подкашивались, тело тряслось от страха, голова кружилась.
Входя в кабинет, где проводился допрос, я каменела, как столб, не могла произнести ни слова, тело продолжало дрожать, язык деревенел. Но, преодолев страх, отвечала на поставленные вопросы, с ужасом поглядывая на стоявших рядом фрицев с плетками. После допросов отправили меня в какой-то лагерь на окраине Зальцбурга. Там мы работали на огородных плантациях под наблюдением надзирателей. Каждый день нас строем гоняли по двору. Не хочется вспоминать все, что было. Одно успокаивает, что здесь ни меня, ни других девушек не били. Жили мы, конечно, в постоянном страхе, полуголодные, но, слава Богу, побоев не было...
Освободили нас союзники-американцы. Отнеслись к нам по-человечески. Выдали на дорогу много продуктов: разные мясные и рыбные консервы, хлеб и сухари, шоколадные плитки, копченое сало, пачки сахара.
Конец текста 338 страницы
на базар в Пологи. Вырученные деньги расходовала на налоги и оплату государственного облигационного займа. Нам оставались копейки, которых не хватало даже на школьные принадлежности и тетради.
Нас, детей, выручала летом шелковица. Кроме шелковицы, ели много травянистых растений. Стебли одного из них с белыми цветочками называли грыциками. За деликатес считали паслен, который рос в нашем огороде. А сад наш был нашим спасением.
Иногда отец приносил на всех 200 граммов конфет-подушечек. Это был праздник для нас.
Наши родители пережили большой голодомор 1921 года, унесший тысячи людских душ. Страшные страдания принес и голодомор 1933 года. Мы были все пухлыми от недоедания. Особенно трудно переносила голод Надя.
В школе я училась прилежно, мечтала о будущем, только планы все рухнули: началась Отечественная война. Отец ушел на фронт, мама осталась с детьми. Много трудилась, чтобы спасти наши души.
5 мая 1943 года меня угнали в Германию. Оттуда повезли в Австрию, г. Зальцбург. Там я работала чернорабочей в столовой у хозяев на улице Steinkeller, 48. В столовой питались рабочие завода сельскохозяйственного машиностроения, привезенные с оккупированных территорий. Куски хлеба, остававшиеся на столах, я собирала и выносила в урны для мусора, оттуда их забирали наши военнопленные, которых водили на работу мимо дома моих хозяев. Я слушала радио и вместе с хлебом иногда опускала в урну записки, когда каждое утро ходила за молоком и проходила мимо них. Они рады были драгоценным кусочкам хлеба и всем новостям, которые я им сообщала.
В 1944 году за слушание радио и написание запрещенных писем меня арестовали и отправили в тюрьму, где я провела три месяца. Невыносимо вспоминать, как открывалась дверь камеры, и называли мою фамилию, вели под конвоем на допрос. Сердце трепетно билось, ноги подкашивались, тело тряслось от страха, голова кружилась.
Входя в кабинет, где проводился допрос, я каменела, как столб, не могла произнести ни слова, тело продолжало дрожать, язык деревенел. Но, преодолев страх, отвечала на поставленные вопросы, с ужасом поглядывая на стоявших рядом фрицев с плетками. После допросов отправили меня в какой-то лагерь на окраине Зальцбурга. Там мы работали на огородных плантациях под наблюдением надзирателей. Каждый день нас строем гоняли по двору. Не хочется вспоминать все, что было. Одно успокаивает, что здесь ни меня, ни других девушек не били. Жили мы, конечно, в постоянном страхе, полуголодные, но, слава Богу, побоев не было...
Освободили нас союзники-американцы. Отнеслись к нам по-человечески. Выдали на дорогу много продуктов: разные мясные и рыбные консервы, хлеб и сухари, шоколадные плитки, копченое сало, пачки сахара.
Конец текста 338 страницы
Сайт посвящен 100-летию со дня рождения моего отца Сиваша Григория Федоровича, который родился 27 сентября 1908 года по старому стилю в с. Петропавловке, Бердянского уезда, Таврической губернии; в настоящее время с. Тарасовка, Пологовского района, Запорожской области в России и всем, кто его знал, со словами благодарности.